В Белгороде обсудили инициативу Николая Рыжкова об увековечивании памяти сожженных белгородцев

4 марта в здании Белгородской митрополии состоялось совещание, посвященное сохранению памяти об убиенных и сожженных заживо в годы Великой Отечественной войны на территории Белгородской области, в частности, на братской могиле военнопленных и мирных жителей в селе Гусек-Погореловка.

Идея увековечить память всех сожженных белгородцев принадлежала почившему Николаю Ивановичу Рыжкову. В память о нем перед началом совещания в Троицком храма здания Белгородской митрополии была совершена заупокойная лития.

Встреча прошла под председательством Губернатора Белгородской области Вячеслава Гладкова, Главы Белгородской митрополии, митрополита Белгородского и Старооскольского Иоанна и председателя Белгородской областной Думы Юрия Клепикова.

В годы Великой Отечественной Войны за время оккупации районов Белгородской области было сожжено немалое количество домов. Об этом свидетельствуют сохранившиеся с того времени документы. Согласно далеко неполным данным из акта о зверствах немецко-фашистских оккупантов в городе Белгороде было расстреляно, сожжено и повешено свыше 5 тысяч советских граждан всех возрастов. 5 февраля 1942 года на территории Камышитового завода в селе Пески Белгородского района расстреляли и сожгли около 2000 советских граждан, в числе которых были пленные красноармейцы и мирные жители Белгорода.

Село Гусек-Погореловка Прохоровского района — место, где 27 января 1943 года фашисты совершили страшное злодеяние — сожгли заживо свыше 600 человек мирных жителей и военнопленных. Теперь Гусек-Погореловку называют «Русской Хатынью».

Участники заседания особо отметили, что нынешнее и будущие поколения должны знать и помнить про страшные зверства гитлеровцев и их пособников на оккупированных советских территориях во время Великой Отечественной войны, том числе и на Белгородчине. Поэтому 27 января предложено сделать памятной датой, которую наряду с днем Победы 9 мая и днем Прохоровского танкового сражения 12 июля будут отмечать на всей Белгородчине.

Также состоялось обсуждение проекта мемориала «Заживо сожженным», который был разработан творческим коллективом скульпторов и архитекторов Москвы и Белгородской области по настоятельной просьбе ветеранов Великой Отечественной войны, представлен на выставке-форуме «Россия» 4 ноября 2023 года.

Было принято решение о создании Попечительского совета по строительству мемориала в селе Гусек-Погореловка, где пройдет и продет первое заседание Совета.

Также митрополит Иоанн вручил  Юрию Николаевичу Клепикову медаль священномученика Никодима (Кононова) во внимание к трудам во славу Святого Белогорья и пос случаю 65-летия со дня рождения.

***

В январе 1943 года немецко-фашистские оккупанты заживо сожгли в местной школе более шестисот человек – военнопленных красноармейцев и мирных жителей.

В 1942 году в оккупированном немцами поселке Чернянка Курской (ныне Белгородской) области был создан концентрационный лагерь для военнопленных красноармейцев и арестованных мирных жителей. Территорию бывшего промкомбината (ул. Революции, 6) обнесли колючей проволокой, за которой содержались до тысячи человек. Начальником лагеря был некто капитан Евгасс (Юргас, как звали его пленные).

Расследование управления КГБ по Белгородской области, проведенное в 1965 году, установило, что заключенные подвергались истязаниям и издевательствам. Босых, их запрягали в сани и по колено в снегу заставляли возить из леса дрова. Кормили мало и скудно. Физически изнуренных и больных расстреливали на месте.

Брать передачи от населения не разрешалось. Местных жителей немцы отгоняли прикладами, травили овчарками, а некоторых забирали и бросали в концлагерь. Тех военнопленных, кто ухитрялся получить или подобрать продукты и одежду, которую женщины на свой риск и страх перебрасывали за колючую проволоку, немцы избивали прикладами и плетками. И все же, несмотря на многочисленную охрану, несмотря на вооруженных надсмотрщиков и конвоиров, жители Чернянки каждый день приходили к колючей проволоке, чтобы перекинуть пленным хлеб, картошку, свеклу, теплые вещи.

Со Сталинградской битвы, после ноября 1942-го, началось контрнаступление наших войск. В январе 1943 года Красная Армия освободила город Валуйки и поселок Волоконовку Белгородской области, а от них уже рукой подать до Чернянки. Отступая, гитлеровцы погнали на запад и узников Чернянского концлагеря.

Как затем установило следствие, в середине января военнопленных в количестве примерно 700 человек построили в колонну и отправили под конвоем в направлении сел Скородное и Прохоровка. По пути этап остановился в селе Гусёк-Погореловка Прохоровского района. Там и произошла жестокая расправа.

Зимой 1942–1943 года стояли лютые морозы, снега насыпало по самые крыши сельских хат. В январе среди узников Чернянского лагеря поползли слухи, что их будут срочно перегонять куда-то. Новость взбудоражила и воодушевила: появлялась возможность бежать из плена. Сразу стали обсуждать планы возможного побега.

Стихийно образовалась инициативная группа, которую возглавил капитан Гавриил Конюхов – боевой офицер, командир отдельного мотоциклетного батальона Красной Армии, уроженец города Ишим Тюменской области. В неравном бою с немцами летом 1942 года под Старым Осколом он был ранен и тяжело контужен. Когда очнулся, понял, что находится в тылу у фашистов. Конюхова приютили местные жители, но нашелся предатель, который его выдал. В дом ворвались полицаи, скрутили офицера, избили и доставили в комендатуру, оттуда он был этапирован в Чернянский концлагерь.

При обсуждении побега красноармейцы подсчитали, что военнопленных во время пути будет сопровождать конвой из 70–75 человек. После ранения Конюхов передвигался с палкой-костылем. Этот костыль с насаженной на него шапкой, поднятый над головой, и должен был стать сигналом к действию. Увидев его, все заключенные должны были броситься на конвоиров и разоружить их.

18 января 1943 года гитлеровцы спешно готовились к отступлению и эвакуации лагеря. На сани устанавливали пулеметы, грузили ящики с гранатами, обвязывались отобранными у населения теплыми платками. Затем выгнали пленных на построение. Раздалась лающая команда конвоиров, и колонна тронулась в путь. Мороз стоял около 20 градусов. Изможденные, голодные, не отошедшие от ранений и побоев, многие в летнем обмундировании, люди с трудом передвигались. С теми, кто падал, немцы не церемонились – сразу выпускали автоматную очередь. Так, на пути стало плохо раненому лейтенанту, силы оставляли его. Идущий рядом солдат старался его поддерживать. Заметив это, конвоиры расстреляли обоих.

Капитан Конюхов находился в голове колонны. Закончились населенные пункты, впереди была большая ложбина – удобное место, где можно расправиться с конвоем. Конюхов хотел уже подать знак «к бою», но вдруг показалась встречная длинная колонна немецких солдат. План побега срывался. Не осуществился он, увы, и позже, поскольку то и дело попадались воинские подразделения гитлеровцев и их многочисленные обозы.

Слух о колонне военнопленных уже докатился до Гусёк-Погореловки.

Жители – а в селе остались в основном женщины – вышли на расчистку дороги. Холод собачий, сугробы местами наметаны так высоко, что в снегу приходилось копать глубокую траншею.

Немцы-наблюдатели подгоняли руганью, но люди не спешили закончить работу: тянули время, чтобы дождаться подхода военнопленных. Наконец кто-то испуганно крикнул: «Идут!» Увидев колонну, с болью охнули сельчане, у многих навернулись слезы. Измученные, полураздетые, обмороженные военнопленные медленно двигались к селу. Впереди и сзади, с автоматами наизготовку и с оскаленными овчарками на поводках, шли  немецкие  охранники, покрикивая и грозя оружием.

Женщины стали бросать военнопленным рукавицы, шерстяные носки, хлеб. Конвойные разразились бранью, запрещая что-либо поднимать. Один солдат с обмороженным лицом нагнулся, чтобы подобрать гостинец, – охранник молча вскинул автомат и полоснул по нему автоматной очередью. Красноармейцы кричали: «Доченьки, сестрички родные! Нас поместят в школу! Приходите, мы вам письма передадим своим родным».

В Гусёк-Погореловке было две школы. Военнопленных вначале загнали в старую, человек по сто в каждый тесный класс. Впрочем, они и этому были рады: пусть помещения не отапливались, но всё же не на улице, где лютый мороз. Дрожа и прижимаясь друг к другу, чтобы хоть как-то согреться, они провели эту тревожную ночь.

Утром пленников начали грубо перегонять в здание новой школы. Немцы учли, что побег из нее был практически невозможен: школа стояла на открытом месте, все пространство вокруг простреливалось.

Едва забрезжило, к школе потянулись сельчане и жители окрестных деревень. Прошел слух, что если среди пленных местные опознают родственников, то смогут забрать их с собой. Естественно, люди хотели вызволить не только своих близких, но и других красноармейцев – всех, кого получится. За подобный поступок, если обман раскроется, следовал неминуемый расстрел, но они все равно шли на этот риск. И некоторых удалось спасти.

Чуть позже гитлеровцы вдруг подобрели: разрешили местным жителям передавать военнопленным продукты, но с условием, что они должны приносить еще и солому. Зачем? Сердобольные сельчане подумали, что она послужит подстилом для красноармейцев в холодных, неотапливаемых помещениях.

В каждой классной комнате-камере выбрали представителей от пленных для приема продуктов. В их число попал и Гавриил Конюхов. Местные жители его узнали. Капитан ухитрился тайком передать женщинам записки на клочках бумаги с просьбами от солдат. По крохам собирали женщины посылочки с едой и теплыми вещами для пленных. Плача, отдавали им все, что могли. На другой день с утра сельчане снова пришли к школе со своими узелками.

Во второй половине дня после короткого совещания немцы вдруг запретили представителям от пленных выходить из помещения. Причины не объяснялись. Правда, разрешили одному из местных жителей, Алексею Романовичу Кузьменко, заносить в школу узелки-передачи и… солому.

Оказавшись среди пленных, он ужаснулся. У одного солдатика с сильно обмороженными руками отвалилось несколько пальцев, у другого отказали отмороженные и неправдоподобно опухшие, почерневшие ноги, у третьего вместо ушей распухшие полукружья… «Господи, – перекрестился старик, – за что же ты позволяешь карать так несчастных русских солдат?». В этот момент немец запер за ним дверь. Кузьменко, перепугавшись, начал стучать.

Через некоторое время дверь открылась, и довольный своей шуткой ухмыляющийся гитлеровец взашей вытолкал старика из здания, подгоняя прикладом.

Ближе к вечеру из села Призначного к школе пришли Оля, Зина и Лена Немыкины. Их послал отец Терентий Афанасьевич: «Дорогие мои, Конюхов там, наш капитан! Выручайте его как можете». Сопровождала девочек Пелагея Трофимовна Маматова. Под дулами автоматов фрицев они разыграли целое представление.

Пелагея попросила часового разрешить ей повидаться «с плененным родным сынком, с кровинушкой своей». Конюхова вызвали во двор. Сестры окружили его и радостно щебетали, а старшая Ольга подошла к охраннику и, мило улыбнувшись, начала отвлекать, попросила закурить. Немец на морозе и ветре долго не мог справиться с зажигалкой и в итоге повернулся от ветра – спиной к пленному. Этого сестры только и ждали. Елена быстро набросила на капитана большой платок и запихнула в толпу женщин, а оттуда его незаметно увели за угол здания. Ольга на вопрос охранника, где пленный, сказала, что он уже вернулся в школу. Часовой не стал проверять: в забитых классах узников никто не считал. А капитан Конюхов в ту же ночь ушел на восток…

Все это время военнопленные готовили план побега. Провести его решили 22 января. Разделились на две группы. Одна должна была, взломав дверь и используя кирпичи разобранной печки, совершить нападение на часовых, вторая – вырвать оконные рамы, захватить обоз и оружие. Начальника лагеря Юргаса необходимо было взять живым. Побег не состоялся – заговорщиков выдал немцам осведомитель по кличке Повар.

Наступило 22 января. Немцы с утра начали чистить оружие, из соседнего села Сагайдачное подвозили ящики с гранатами. Возницу взяли из местных, 70-летнего Владимира Иосифовича Чернухина, двух военнопленных использовали как грузчиков. Чернухин заметил у восточного угла школы наваленную кучу соломы. Вокруг здания кольцом в три ряда расставляли конвой с автоматами, устанавливали пулеметы.

Возвращаясь из четвертой ездки, уже по темноте, Владимир Иосифович увидел около школы огонь и подумал, что это греются «проклятущие германцы». Вдруг взметнулось вверх пламя, охватив стены здания до самой железной крыши. Немцы, ехавшие в санях, тут же расстреляли из автоматов грузчиков-пленных, а старика-возницу сбросили в снег. Чернухин оглянулся на школу. Солома там перегорела, и огонь почти погас, дымился только карниз. Но немцы снова навалили соломы вокруг здания и для надежности облили стены и крышу бензином. В школе были заперты более шестисот пленных. Они кричали и стучали, пытаясь выбраться, однако двери и окна еще днем гитлеровцы забили досками.

Снова чиркнули немецкие зажигалки, и страшное пламя мгновенно охватило все здание. Кто-то из красноармейцев крикнул: «Погибаем за Родину!». Немцы стали швырять в окна школы гранаты, заработали пулеметы и автоматы. От взрывов гранат в стенах и окнах образовались пробоины, из них огненными смерчами выпрыгивали горящие пленные, и гитлеровцы тут же расправлялись с ними. Одному, кричавшему: «Не стреляйте, у меня пятеро детей!», фашист на потеху остальным штыком распорол живот. Другого, пожилого солдата, выбравшегося из пламени, немецкие выродки схватили за руки и за ноги, раскачали и швырнули назад в огонь.

Тем временем к школе бежали со всех сторон сельчане. Душераздирающие вопли сгорающих заживо людей раздавались по всей округе и высоко взлетали в ночное морозное небо. Некоторым пленникам все же удалось вырваться из горящего здания и прорваться сквозь оцепление. Их, рискуя жизнью, укрыли у себя местные жители. Одним из спасшихся был Савелий Родионович Тараканов. Он вернулся в Красную Армию и сражался с врагом до Победы, участвовал в боях при форсировании ряда рек, в том числе Днепра и Тисы, воевал на Корсунь-Шевченковском направлении, получил тяжелое ранение.

По свидетельству местных жителей, к восходу солнца школа полностью сгорела. Очевидцы этой трагедии плакали навзрыд. Немецкие же прихвостни злобствовали. Так, местную жительницу Полину Черкашину (Неженцеву) неожиданно огрел кнутом бывший агроном Агарков, при немцах дослужившийся до начальника Прохоровского райсельхозуправления: «Ты чего здесь шляешься, сталинское отродье! Марш убирать доски». Завершив жестокую расправу, немцы укатили прочь.

Селяне начали искать среди обгоревших и расстрелянных узников живых – может, кто уцелел. И нескольких еще подающих признаки жизни красноармейцев нашли. Среди них были Николай Николаев и Иван Печёрских. После освобождения Гусёк-Погореловки они были госпитализированы, а затем продолжили боевой путь в Красной Армии.

Пресс-служба епархии

Фото А. Клюйко